И когда потом, много лет спустя, сидя в одиночестве на берегу Тихого океана, я буду думать о том, почему не сложилась моя жизнь, я буду вспоминать о людях, которые любят меня, несмотря на все мои ошибки. Возможно для того, чтобы быть счастливым нужно не так уж и много….

Она открыла глаза на третий день. Так совпало, мне повезло, что именно я был в палате. Я смотрел в окно, как когда-то давно… Много лет назад. Методичный писк аппаратуры и больничный запах. Я помню, как сейчас. Она открыла глаза, и мой мир закружился.

Но это было в прошлый раз.

Сейчас он замер, мой мир замер, застыл, остановился.

Маша ничего не сказала. Ей и не нужно было. Я подошел и взял ее холодные пальцы, которыми она мягко сжала мои. В ее взгляде без труда можно было прочитать многое, но я разглядел главное.

Не меня она надеялась увидеть, когда впервые открыла глаза.

Не меня.

И с этим сложно поспорить, сложно принять, или притвориться слепым.

Как бы мы не поступили, кому-то придется страдать.

Я смогу пережить боль ради принятия верного решения. Страдать ради самообмана… что может быть хуже и глупее?

– Привет, Джульетта, – заставляю себя улыбнуться, нежно касаясь ее щеки. – Тут одна маленькая фея хочет тебя увидеть. Я позову ее. Ты готова?

– Ева? – выдохнула Маша, я кивнул, и из ее сглаз ручьями потекли слезы. – Подожди мне нужно успокоиться. Минутку. Не хочу, чтобы она видела меня такой.

Через неделю Машу перевели из реанимации в обычную палату, а еще через две выписали. Ее лечащий врач говорил, что впервые видит, чтобы пациент так быстро поправился после тяжелейшей операции на сердце. Но я знал причину, Маша снова обрела свою дочь, и это давало ей мощнейший стимул, чтобы жить, заряжало силой и энергией.

Мы возвращались в Москву вчетвером. Я, мама, Маша и Ева. Остальные уехали после того, как угроза Машиной жизни миновала. В родительском доме нас ждал грандиозный праздник, фейерверки, шарики, брызги шампанского, которое Маше строго-настрого запретили пить еще довольно длительное время.

Но она все равно была счастлива, как и все мы. Худшее осталось позади. Мы все заслужили немного веселья и радости. Никто в этот день не говорил о грустном. Смеялись дети, играла музыка. Я слышал Машин смех, и думал, что в мире нет ничего красивее и чище этого звука. Я смотрел на нее, не в силах оторвать глаз, особенно остро понимая, как сильно люблю ее. Больше, гораздо больше. Чем в девятнадцать лет. Но сделанного не воротишь.

Я так верил в неслучайные совпадения, в судьбу. Мне чудилось повсюду, я видел знаки того, что вселенная подталкивает нас друг к другу… Я стал заложником стереотипов. Повелся на всеобщее заблуждение. Нет никакой судьбы. Только мы сами решаем, что будет завтра или сейчас. Но «вчера» изменить мы не способны.

И вчера, когда меня не было рядом, она полюбила другого человека.

А то, что было между нами, это необыкновенное первое чувство, которое усиливалось нашей сильной привязанностью друг к другу, на время ослепило нас, свело с ума, и обмануло, как любая мечта, которой не суждено сбыться.

Маша не говорит прямо, но я знаю, что мы не будем вместе, и, оттягивая неизбежное расставание, я лишь мучаю нас обоих. Но это так сложно – сделать решающий шаг, попробовав счастье на вкус. Снова уйти, отпустить. Оставить, и быть там, вдали, по ту сторону от нее.

Я помню, как она когда-то сказала мне, что нам, вероятно, суждено было быть вместе, но потом, что-то пошло не так и все изменилось. Судьба дала новый виток. Но это не судьба.

Просто случай и ее желание идти дальше. Она отпустила меня в тот момент, когда я захотел удержать и вернуть. Вот такое несовпадение.

Я всегда опаздывал.

Почему? Наверное, слишком много сомневался и искал себя. Я боролся с миром, с самим собой, с хаосом внутри меня. Меня все время что-то отвлекало от главного.

Я бежал не в ту сторону. И вернуться назад казалось сложнее, чем я думал.

Мы не можем вернуть прошлое, но так часто пытаемся сделать это, снова совершая прежние ошибки.

«Я бы хотел дать тебе всё, чего ты хочешь. Правда. Но ничего нет. Всё сломано.»

Николас Спаркс. «Дневник памяти»

Дмитрий

Смерть приходила в мою жизнь трижды, забирая самых родных и любимых людей. Она не стучалась, не предупреждала, не посылала тайные знаки, а просто заявлялась, как к себе домой и забирала свое… то, что еще вчера было моим. Когда ушла сестра, я перестал бояться, словно разделив свою жизнь на «до» и «после», окружил себя непробиваемыми стенами. Я понял, что нам в этом мире ничего не принадлежит. Даже собственная жизнь.

Я смог справиться с болью, одиночеством, я выстроил свою жизнь без оглядки на прошлое. Я научился не скучать по ушедшим, не думать, не сожалеть. Идти вперед, напролом, каждый день устанавливая новую планку, новую цель, смысл, ради которого следует жить и бороться. И когда человеку нечем дорожить, некого терять, он теряет такие важные качества, как сострадание, участие, пользуясь набором инстинктов и трезвым разумом. Я превратился в циника, прагматика и хладнокровного человека, который не делил своих клиентов на правых и неправых. Я просто выигрывал. Любым способом, совершенно не задумываясь, что все наши действия влекут за собой ответ вселенной, пресловутый эффект бумеранга. Многие из нас, достигшие определённого статуса, забывают о том, что есть законы вселенной, над которыми мы не властны. И за все, что мы получаем – успех, слава или власть, придется заплатить и именно ту цену, которую установит закон равновесия. Я был прагматиком и атеистом, который потерял веру в Бога, когда хоронил свою мать. Я пустил злость в свое сердце, но сам не заметил, как она дала ростки.

Мне нравилось то ощущение неуязвимости и силы, которую давал мне успех и финансовое положение. Я позволял себе быть снисходительным, но никогда – добрым.

Я слишком верил в тот новый мир и свое место в нем, которые рисовало мое «зажравшееся» воображение.

Тем больнее было падать. Хотя я даже не упал. Я проснулся.

Но не когда обрел Машу, а когда потерял ее.

Все теперь стало таким понятным, таким ясным, словно до этого я жил с завязанными глазами.

Я знал, что люблю ее, но не был благодарен ей за то, что она была со мной, не был благодарен случаю или проведению, что свели нас вместе в городе, в котором я мог никогда и не появиться. Она стала моей единственной слабостью, но даже свои чувства к ней я пытался контролировать. Ничего не выходило, потому что на любовь нельзя надеть ошейник. Она меня переиграла, моя маленькая девочка, которая пришла, чтобы сделать меня самым счастливым и потом толкнуть за край безумия. Я не пожелал бы никому того, что случилось с нами. Мы могли бы любить друг друга всю жизнь, но разрушили наши чувства, потому что не хотели слушать и верить. Не пытались понять, оставаясь эгоистами, трусливыми эгоистами, которые прятались за стенами собственной неуверенности. Я хотел, чтобы она принадлежала мне вся. Я оберегал нашу маленькую семью, я верил в нее больше, чем многие верят в своих Богов.